(с) Виолетта Баша
В прихожей под портретами «Ленина на субботнике» и «Сталина на мавзолее» задумчиво горела свечка, рядом на колченогом столике покоился ни в чем не повинный «алмазный шар первого шаха Ирана» (висюлька, аккуратно изъятая из поддельной под хрусталь и разбитой при переезде Клавкиной люстры), справа от портретов на стене висело изображение шаловливого языческого бога, то ли Ярилы с похмелья после ночи Ивана Купалы в изображении местного художника Кобылкина-Дрюева, то ли самого козлоного Пана, и пара колодезных цепей под ним.
Вся эта изжога времен была убрана украинскими вышитыми рушниками с изображением батьки Махно за стопкой горилки во время передышки после боя с красными. Дверной звонок визгливо просигналил: «Вихри враждебные» и Мария Дмитриевна кинулась открывать дверь очередному клиенту.
- Из ит маджик а ля рус? - спросил житель Нового Света.
- Ага, оно-оно! Маджик самый что ни на есть! Я у самого батюшки Берия полы мыла!, - с места в карьер начала придавать исторический колорит беседе Марья Дмитриевна, кокетливо поднося американскому гостю «на чистой гжели» загаженный мухами по краям граненый стакан с русской водкой, приговаривая: «Пей, пей огнену водицу, душа аки солнышко будет святиться, все будущее как на ладони, милок, покажу, про индекс Дой-Джонса расскажу!». Старушка вырядилась по случаю визита американского клиента в шитый петухами красный сарафан до полу, из под лямок которого до тошноты наглядно прорисовывались тощие старушечьи груди. На шее старой ведьмы нагло торчал пионерский галстук.
Продолжение магической истории
